рассказы

ЗА ДЕСЯТЬ СЕКУНД

Посвящается Дуне



   Мой дядя привел меня к своему другу. Друга все звали "Хоттабыч", но мне почему-то было велено обращаться к нему: "Сергей Петрович," хотя, как я узнал позже, его отчество было "Павлович".
   Хоттабыч, или, вернее, Сергей Петрович, жил рядом с метро. Чтобы попасть к нему, мы с дядей спустились в подземный переход, постучались в замусоленную деревянную дверь, и нас пустил кто-то невидимый. Дядя быстро протащил меня через маленькую пыльную комнату, в углу которой спала бабушка-вахтерша. При этом впустивший нас невидимка грозно шептал: "Тиш-ш-ше!"
   Потом мы вышли в холодный узкий коридор, больше похожий на лабиринт, со множеством дверей, углов и замазанных надписей. Его стены были выкрашены такой же краской, какой обычно красят подъезды, и так же редко горели лампочки.
   Я едва успевал за дядей, стараясь слушать "Бум!.. Бум!.." его ботинок, а не "Шлеп-шлеп-шлеп!.." моих сандалий. Наконец, дядя заметил, что я отстаю, недовольно глянул на меня, но сбавил темп.
   Я начал уставать дышать влажным, застоявшимся воздухом, когда дунут ветер, и мы вышли в темноту метрошного туннеля.
   Я часто ездил в метро до этого и почти всегда смотрел в окно. Я думал, что, должно быть, страшно очутиться в туннеле без поезда. Оказалось, совсем нет.
   Там светило много белых ламп, красные и зеленые светофорчики, и был сильный сквозняк. Мы шли по гравийной дорожке у самых труб. Дядя взял меня за руку, а сам держался за грязные, ржавые перила, чтобы нас не сдуло на рельсы проходящим мимо поездом.
   Мы скоро добрались до черной железной двери, я успел только немного подмерзнуть. Дядя подождал, пока мимо пройдет очередной поезд - поезда вообще очень громкие в туннеле -, и забарабанил в дверь. Мне кажется, что именно такие двери в атомных бункерах, куда заберутся все важные люди и законсервируются на случай войны. Она была очень похожа на крышку от квадратной банки со шпротами.
   Нам открыли не скоро. Дядя втащил меня внутрь и захлопнул дверь. За ней тут же загромыхал поезд.
   Там, где мы оказались, было совсем темно, и мои глаза стали привыкать к темноте. Но немного погодя включился свет, и моим глазам опять пришлось перепривыкаться. Поэтому я цеплялся за дядину руку и не знал, куда меня ведут.
   Когда мои глаза снова заработали, я увидел перед собой огромного, толстого человека в одной майке и спортивных штанах. Это и был Хоттабыч. Он смотрел на меня из-под потолка, а я даже не мог узнать, есть у него лысина, или просто так мало волос.
   Сергей Петрович положил руки мне на плечи и повернул к себе спиной, видимо, спереди он меня уже осмотрел.
   -Надеюсь, до одиннадцати он считать умеет, - сказал Хоттабыч.
   -Он же мой племянник, - ответил дядя, как будто это что-то объясняло.
   Меня попросили посчитать до двадцати. Я сделал, и мне показалось это обидным: я знал числа уже до миллиона.
   Меня похвалили, дали стакан теплого переслащенного чая и посадили в угол за столик. Дядя с Хоттабычем стали что-то обсуждать, а я продолжал считать с твердым намерением дойти до миллиона, но сбился на восемьсот тринадцати и бросил это занятие, решив просто слушать, как дребезжат стаканы в подстаканниках от проходящего по туннелю поезда.
   Потом Хоттабыч сказал:
   -Ну, надо бы приступать.
   А дядя добавил:
   -Да, нечего рассиживаться.
   Меня вытащили из угла и заставили снять куртку. Я остался, такой же, как Хоттабыч, в майке. Было довольно холодно.
   Дядя и Сергей Петрович открыли стену, рядом с которой я только что сидел. А я и не подозревал, что там дверь, и спокойно к ней прислонялся. Мне сразу стало как-то нехорошо.
   За стеной был длинный и темный подземный переход, как выход из метро на улицу.
   Посреди перехода стоял парень в черной одежде, как у сказочных волшебников или звездочетов - только без звезд, и в бейсболке. Сначала мне показалось, что я разглядел его лицо, но я, наверное, ошибся.
   Сергей Петрович показал своей толстой ручищей на темноту за парнем и сказал:
   -Смотри, ты должен добежать туда за десять секунд. Не больше, не меньше. Ты ведь умеешь считать.
   Я кивнул. Мне дали послушать часы, чтобы я запомнил секунды, и поставили в переход около самой двери.
   Я прикинул, что это расстояние я могу пробежать гораздо быстрее, чем за десять секунд, но парень в бейсболке, наверняка, будет мне мешать. Если я побегу сразу, то, может быть, успею его победить, но я могу сделать это слишком быстро, и тогда мир сожмется и взорвется. А если я буду медлить и опоздаю, то мир погрузится во тьму и остановится.
   Я приготовился бежать. Перед глазами мелькнула красная вспышка - время пошло. Я немножечко подождал и рванулся вперед. Я так сильно разогнался, что, ударившись в руки парня, не задержался и пролетел вперед. Снова красная вспышка, и темнота. Это было ровно десять секунд.
   
   Мы пришли к Хоттабычу через неделю. Я уже держался свободнее, и Сергей Петрович улыбался, глядя на меня.
   Они с дядей разговаривали долго и весело, а я пил чай без сахара, потому что сам себе наливал, и смотрел на ломающуюся в воде ложку.
   Вдруг Сергей Петрович серьезно сказал:
   -Надо бы проверить.
   Я не очень испугался, но все равно вздрогнул.
   С меня опять сняли куртку. От волнения мне даже стало немножко жарко.
   За стеной-дверью никого не было. Только та же темнота в конце.
   Хоттабыч спросил меня:
   -Помнишь правила?
   Я кивнул и вышел вперед.
   -Ты только проверь, все ли в порядке, - добавил он.
   Как будто я и сам не понимал.
   Я опять побежал, как и в прошлый раз, и очутился в обычном переходе-выходе со станции метро. Вокруг шли люди, и под ногами была грязь. Я сделал вид, что все так и надо.
   А на улице светило солнце, по-утреннему согревался асфальт, дул ветерок, и на меня никто не смотрел. Наверное, думали, что я занимаюсь зарядкой.
   Я пошел вдоль деревьев и зданий. Из-за одного желтого угла выходили ребята, такие измученные и уставшие, как будто их всю ночь заставляли писать сочинения. И среди них я увидел своего друга. То есть не друга, а мы просто учились вместе. Но он хороший парень, я знаю, не зануда и не задира. Мы пошли рядом. Он стал жаловаться, как ему трудно, и какие звери все эти взрослые. Я слушал его, улыбался в асфальт и думал, что он никогда не должен был бегать десять секунд. Он никогда не знал, как это трудно. И я ему не стану рассказывать, потому что у него свои трудности, и потому что больше никто не будет там бегать.
   Мы сели в поезд и смотрели в окно, а дядя и Хоттабыч смотрели на нас и что-то говорили друг другу, почему-то улыбаясь.
   

рассказы

Hosted by uCoz