Даниэль и Грегор |
Четвертая глава
Он лежал на мокром полу. Ободранный. Разорванный. Улыбался мне слепыми глазами. И тянул трясущиеся бледные руки. Пещерный ангел. Он потерял крылья в идеях дружбы и любви, в отрицании этого. Ангел не должен думать о них. Ангел рожден в холодном небе, среди ледяных облаков, где яркое солнце слепит глаза, но не греет.
Он больше не ангел. Никто. Мертвый. Даже не труп. Он исчезает. С раздражающей улыбкой на губах. Слепой, глухой, надеющийся. И его мир - сырые пещеры - исчезает тоже…
Мое небо - пресное, бледное. Мои крылья - белые крылья.
Он мертв и бесполезен. Я ухожу.
Мое небо. Я чувствую этот пьянящий ветер, влетающий глубоко в горло, и пену облаков, оседающую на вытянутых руках. Я вижу солнце, злое и холодное, но зарождающее жгучее семя радости внутри. Гневной, бурлящей, бешеной радости. Так умирают ангелы. Сгорают в свете и сливаются с облаками. И я мог бы…
Но я знал: было одно небо, в которое я не поднимался. Тайное желание, невосполненное, незаконченное. Я ринулся туда, ругаясь на себя за это отвлечение, но не в силах его игнорировать.
Немного сложнее умереть.
Еще одно небо. Еще одно солнце. Чуть-чуть тусклее, чуть-чуть теплее. Скучное в невзрачных облаках. Ангелы привыкают жить крайностями. Это - не родное. Даже разочарование - не достаточно сильное. Теперь ощущение выполненности есть, но законченности - нет.
В этом тепловатом, мягком, слишком нежном воздухе вязнут крылья. Устают от неродного "чуть-чуть". Я пытаюсь взлететь выше, может быть, там…
Но воздух чужой, тяжелый. Кажется, будто крылья стали меньше. Я не чувствую их размаха, сопротивления. Я сам становлюсь себе незнакомым.
Выше. И я устаю. Впервые устаю лететь. Мне нужен мой мир. Там некуда падать, и, завернувшись в крылья, можно дремать в облаке и чувствовать, как острые иголочки холода на щеках превращаются в капли. Да, мне нужен мой мир, чтобы отдохнуть, а потом вернуться сюда и выяснить, что я здесь забыл…
Я был готов уйти, но чей-то визг догнал меня. Я посмотрел вниз. Впервые за весь полет я посмотрел вниз. И сразу - это был шок. Непривычное зрелище. Земля. Зеленое, желтое, серое - так неудобно и вызывающе - смесь цветов, оттенков - неправильно и слишком много. У меня закружилась голова, и бледное небо уже не казалось таким чужим.
Утонув в впечатлениях, я не сразу заметил огромную черную кляксу, мучительно пытающуюся меня догнать. Я немного снизил скорость, позволяя этой летающей несуразице приблизиться ко мне. Надо сказать, ему даже удалось довольно элегантно затормозить, не врезавшись в меня.
-Я не Саша, - удалось мне заметить между разгневанными трелями псевдоптицы.
Удивление свежим снегом ясным морозным днем свалилось мне на голову. Я закрыл мысли и снова посмотрел вниз.
Прямо подо мной, но далеко-далеко, среди поваленных деревьев в белых стенах стояли маленькие фигурки, не больше звездочек на ночном небе.
-Попрошу не лазить мне в голову. Я вообще-то собирался домой, и меня не интересует, что вы по этому поводу думаете.
На последних словах я вдруг понял, что сказал неправду. Смешное чувство - уверенность одного мира переходит в уверенность другого. Я хотел с ними поговорить и узнать то, ради чего сюда прилетел. Но время не имеет обратного хода в этом мире. Такой примитив. К тому же я испугался. Сильно, до дрожи в крыльях. Испугался, что не хватит сил вынести это знание. И тут же оборвал себя. Я не мог бояться. Ангелы так не чувствуют. Я просто устал, слишком рано вырвавшись из своего мира. Мне надо отдохнуть.
Я исчезал и улыбался своему послушному телу.
Я слышал, как мне что-то кричали, но не имел никакого желания разбираться в птичьем языке этого черного наваждения.
Я остановился между мирами. В том месте, которого не существует. Просто вылетел из мира с землей, бледным небом и требующими фигурками меж поваленных деревьев и не влетел в свой. Я не мог сказать, было вокруг меня что-нибудь или нет. Я не мог сказать, куда двигался и двигался ли вообще. Я был одна только мысль. Одно слово, что догнало меня на последнем взмахе крыльев. Странное слово - больное, но близкое, как запрещенное желание.
Ди.
Я пытался вызвать образ, прячущийся за ним. Не получалось. Кроме боли я ничего не мог найти. В себе.
Тогда я позвал. Осторожно. Я не хотел терять это слово, эту боль. Я мог бы ругать себя, но все предостережения, нашептываемые отказавшей памятью, были потрачены впустую. Я хотел знать. И плевать на отдых.
Часть II: / Первая глава / Вторая глава / Третья глава / Пятая глава